Без чего в России народ ее не признает.

— И все?

— А этого мало?

— Допустим с религией можно решить. А вот этот… как его…

— Инбридинг?

— Да. Этот самый брединг. Это точно?

— В этом вопросе они вполне могут конкурировать с Габсбургами.

— Мда… — покачал головой Петр. — Кто там дальше?

— София Доротея Ганноверская. Относительно здоровая, во всяком случае, на фоне европейской высшей аристократии. Но лютеранка, что может стать проблемой. И пользы от нее почти что и нет. Ее отец претендент на престол Англии. И в теории может его занять. Но Англия сейчас в тяжелом кризисе, и я не уверен, что она вновь сможет объединить острова под своей рукой. Сам же Ганновер нам мало интересен. Разве что как возможность базироваться там нашему еще не существующему балтийскому флоту. Да и то — не факт. Что еще? Довольно умна. Увлекается наукой и искусством.

— А специалистов через нее можно нанять?

— А какие там в том Ганновере специалисты? Мы на общих основаниях их с тем же успехом найдем. Нет. Она девушка в общем-то неплохая. Но мы от этого брака ничего не приобретем кроме жены для меня. Зато нас станут постоянно втягивать во всякое говно.

— Ладно. Третий кто?

— Изабелла Фарнезе Пармская. Практически тоже самое, что и София. Относительно здоровая, но столь же бесполезна. Разве что связи ее семьи в Италии и вообще южной Европы могут помочь с наймом специалистов. Но я бы на это не рассчитывал. В отличие от Софии она католичка. И еще большой вопрос, кто охотнее пойдет на принятие православия — лютеранка или католичка.

— Еще одна ни рыба, ни мясо?

— Да. Как и Софья, Изабелла вполне годится как запасной вариант. Если толкового брака не выйдет.

— Хорошо. Кто последний?

— Шахрабано Бегум Сафави.

— Кто⁈ — выпучился Петр.

— Младшая сестра нынешнего шахиншаха Ирана, сиречь Персии.

— Ты серьезно?

— Она здорова. В тех краях близкородственные браки не практикуют, а правитель обычно держит гарем, собирая туда лучших женщин. Так что в этом плане все хорошо. Дипломатически такой союз формирует крепкую коалицию против османов. В хозяйственном же значение тоже польза. Унаследовать Иран ни я, ни мои дети не смогут, разумеется. Но это и не нужно. В Иране очень высока роль семьи. Крайне высока. В широком смысле этого слова. Рода. Поэтому этот брак сделает нас близкими родственниками правителей Ирана. Что облегчит торговлю и вообще ведение дел. И нам, и им. Причем облегчит очень сильно. Если ни мы, ни они не будем совершать глупости, то на выходе получится очень могущественный и многогранный союз, благодаря которому и мы, и они получат огромную экономическую пользу.

— Ты думаешь? Мне кажется Иран очень прохладно к нам относится. Во время войны с османами помог, позволив купить у себя лошадей. Но и все. Развивать торговлю особо не спешит.

— Потому что мы не только иноверцы, но и чужие. Впрочем, здесь кроется главная беда — религия. Она мусульманка из шиитов. А отказ от своей веры в исламе очень тяжкий грех.

— Тогда чего ты мне ее называешь, раз брак этот невозможен?

— Если найти лазейку, то она — лучшая кандидатка.

— Кто на втором месте?

— Ульрика шведская. Но здесь нужно все хорошо взвесить. Здоровье. Да и брак с ней едва ли возможен в большей степени, чем с персидской принцессой. Опять же — из-за религии. Она фанатичная лютеранка.

— Ты слышишь? Каково? — спросил царь у Меншикова, который молчаливо сидел в стороне и медленно жевал сухофрукты, слушая. Кстати, иранские, полученные в рамках торговли.

— А мне нравиться, как Алексей рассуждает.

— Нравиться? — со смехом переспросил Петр. — Да он натуральное чудовище механическое. Никаких эмоций. Не жену себе выбирает, а словно кобылу на торговом ряду. Зубы проверяет. Шерсть. Копыта.

— А он себе ее выбирает?

— А кому?

— Леша же рассуждает только о том, какая польза и вред от такого брака для державы. И выбор, честно говоря, кислый. Персидскую принцессу, как ее?

— Шахрабано.

— Ну и имечко. — покачал головой Меншиков. — В общем, Шурочку мы вряд ли получим. Религия не даст. Улю, наверное, можно добыть. Только ты Минхерц при этом имеешь все возможности полюбоваться на больных внуков. Я правильно понял? — спросил он у Алексея. Тот кивнул. — Вот. Ну а Софья и Белла бесполезны. Выбор прямо скажем, небогатый.

— А других нет? — спросил царь, обращаясь к сыну.

— Из более-менее влиятельных домов — нет. Точнее есть, но там все еще хуже. Если не этих, то, я мыслю, нужно как дед — созвать по старинному русскому обычаю смотр невест. И из каких худородных выбрать девиц как можно более подходящую с точки зрения евгеники.

— Успеется! — нахмурился Петр. — Подумать надо…

На этом тот разговор закончился. И Алексей отправился к себе — в Воробьев дворец. Дел то хватало. Особенно в мастерских. Да и мануфактура, что должна была станки и инструменты изготавливать, требовала его постоянного внимания. Однако, уже через пару часов, прибежал слуга, сообщая, что явился Василий Голицын. Зачем? Вестимо. Продолжать этот разговор о невестах.

Хотелось его проигнорировать. Но парень тяжело вздохнул и направился в сторону дворца. Пообщаться. В конце концов этот человек был ему очень нужен. И манкировать им по случаю и без было неправильно. Однако у входа в дворец его перехватила Миледи с папочкой в руке.

— Что-то случилось?

— Попытка внедрения отравителя.

— Ожидаемо. Кто?

— Помощник повара. У него несколько поварят захворали после визита к родственникам. Слегли. Повар искал новых. Один из них был пойман на странностях. Его проверили. Потом взяли и допросили.

— Что с ним было не так?

— Незадолго до этого куда-то делась его семья. Он сказал — жена с детьми поехала погостить к родителям. Зимой. Мы проверили, куда именно. Там был наш человек. И его семьи там не нашлось. По пути тоже прошли. Их там тоже не видели, а женщина, путешествующая с детьми на санях по такой поре, бросилась бы в глаза. Хоть кому-то. В общем, взяли его. Допросили.

— Раскололся?

— Конечно. Он простой человек. Его сломал один вид пыточных инструментов.

— Кто послал?

— Он не знал, но дал устные описания. Это оказался глава небольшой банды, что работает на… минуточку.

Арина замолчала и полезла в папку, где лежали листки.

Царевич не стал ждать и просто забрал папку.

Сам пробежался по признательным показаниям и справке, которая у них уже была на банду.

Усмехнулся.

Это был тот же самый человек, князь, который на встрече саркастичным тоном предложил поаплодировать.

Кивнул.

— Этот засранец сейчас где?

— На своем подворье в Москве.

— Охрана?

— Обычная.

— Бери кирасиров. Полсотни, думаю, хватит. Герасима… — начал отдавать царевич приказы.

После чего забрав папку отправился дальше.

— Алексей Петрович, — вполне благостно произнес Василий Голицын прямо с порога. — Заключение брака с представителями дома Габсбургов — это очень сильный политический ход.

— Погоди, — остановил его парень. — Все в кабинете.

Они зашли.

Сели.

— Габсбурги это… — начал было снова Василий Васильевич, но царевич прервал его жестом.

— Ты помнишь того человека, который на общей встрече предлагал мне похлопать?

— Конечно, — кивнул Голицын.

— Месяц спустя в Москву въехало посольство Речи Посполитой. Которое, среди прочего, представляет интересы французского двора. А еще неделю спустя он встречался с представителем этого посольства. Они обсуждали вопрос воцарения Бурбонов в России.

— Это просто игра.

— Игра? Они обсуждали физическое устранения Романовых. То есть, меня, отца, брата, сестру[31] и прочих.

— Он просто болтун, который увлекается.

— Посмотри, — протянул Алексей ему папку.

Голицын ее нехотя открыл.

Вчитался.

Серея лицом с каждой секундой все сильнее.

Наконец он закончил читать последний листок и поднял глаза на царевича.

— Я от имени отца объявил правила игры. Они были непонятны?

— Отчего же? Понятны.

— Желающих строить мануфактуры пока не наблюдается. Не так ли?

— Пока ведь зима.

— Разумеется. Зима. Самое время продолжить играть в старые игры.

— Я с ним поговорю.

— Я ведь открыто заявил, что власть обязана и будет себя защищать. Объявлял?

— Да.

— Я говорил, что тот, кто на нее покусится, будет наказан, вплоть до физического устранения и конфискации семейного имущества?

— Говорил.

— И он все равно это сделал. После того, как я проговорил открыто правила игры. Так?

— Сделал.

— У него в голове жижа? Или быть может он не серьезно воспринял мои слова?

— Он просто… склонен к интригам. И довольно резок в оценках.

— Хорошо. Для первого раза я ограничусь казнью. Чтобы не разводить